Часть 3. Игры с разумом

Первая половина первого дня практики прошла поразительно-скучно. Настолько подробного курса по правилам безопасности Макс даже представить себе не мог, потому что никому в здравом уме (а других в ЦКИ и не брали) не могло прийти в голову забраться в центральную трубу телескопа и включить его удалённо. Мало того, что непонятно, зачем это нужно, так ещё и трудноосуществимо! Но Вальтер сказал: «Ты ещё очень далёк от настоящей науки и не знаешь, на что она может толкать людей в запале вдохновения», а потом добрых двадцать минут подробно расписывал, как нужно действовать в случае, если ты оказался в такой ситуации и внезапно понял, что действия твои были несколько опрометчивы.

Возможно, в технику безопасности входило обязательное повторение всех называемых инструктором действий, несмотря на то и телескоп вокруг, и провода, и дверцы приходилось только воображать. А возможно у Вальтера просто был такой юмор – Макс так и не разобрался.

Но когда его отпустили, подробно объяснив обязанности, в «Коробку Шрёдингера», юноша испытал облегчение и поспешил туда, с нескрываемым самодовольством гладя по ребру синий пропуск.

Девушка сидела на кровати, сложив руки на голые круглые коленки, и смотрела в одну точку. Она была в джинсовых шортах и белой майке. Её взгляд сфокусировался на Максиме, только когда он уже пододвинул к ней стул и передвижной столик – сперва она посмотрела на поднос со сливовым пирогом, приборами для считывания работы мозга, блокнотом и ручкой, а затем, не шевеля головой – на юношу.

Он смотрел на неё откровенно нахально, даже выжидающе, требовательно, но её это, судя по всему, никоим образом не трогало.

– Привет.

Она моргнула, глядя на него внимательно и дыша неторопливо. Раз-два. Вдох-выдох.

– Привет, – негромко, но и не слишком тихо произнесла Кира. Мягко и спокойно, не сухо, как робот, чего боялся Максим. Он улыбнулся.

– Зови меня Макс.

– Кира, – уже с меньшей паузой отозвалась она, впрочем, растянув слово.

– Я теперь буду навещать тебя вместо Вальтера. Скажи, он тебе не надоел за столько лет?

– Нет. Не думаю, что мне может что-то надоесть, – отозвалась девушка, и Макс закрыл приоткрытый рот, какое-то время молча приглядываясь к ней и анализируя.

– Ты знаешь о том, что такое раздражение? Скука?

– Я о них читала.

– Тебе было интересно?

– Да.

– Значит, ты чувствуешь интерес?

– Я не знаю, называем ли мы интересом одно и то же. Если быть точнее, я чувствую стремление узнавать больше, – эти два предложения из её уст тянулись долго и убаюкивающее, однако тоски не навевали.

«Мне нравится её голос»,  – понял Макс, и в горле как будто стало суше. – «И она охотно идёт на контакт, это хорошо».

– Не думала, с чем это связано? – он откинулся на спинку стула и сложил руки на груди, глядя только в глаза девушке, как на очной ставке.

Она моргнула раз. Два. Вдохнула-выдохнула, ещё раз вдохнула. Ритм не сбился, пока она думала, а глаза, за которыми она как будто перестала следить, медленно поползли вверх, частично закатываясь, а, может быть, просто обращаясь к потолку.

– Я думала о том, что это может быть чем-то инстинктивным и о накоплении знаний, как о самоцели, – глаза медленно стали опускаться обратно. – У меня пока недостаточно информации, чтобы понять, к какой версии я склоняюсь. Но, если ты спросишь меня через несколько недель, возможно, я смогу дать ответ, – она наконец сфокусировала взгляд на Максиме, который задумчиво кусал губу.

Спустя несколько секунд он кивнул и перевёл тему:

– А что ты говорила мне вчера? Ты знала, что стекло не пропускает звуки?

Кира помолчала ещё какое-то время.

«Она умеет врать?» – задумался в это время Максим, но не успел продолжить мысль.

– Я разговаривала с собой. Так легче думать.

– И о чём ты с собой говорила? – его взгляд оставался пристальным, но её это всё так же не беспокоило, судя по абсолютной невозмутимости.

Впрочем, молчание на этот раз затянулось.

Максим прикрыл глаза и выдохнул. Давить на неё не имеет смысла, да и не столь важно, что она тогда говорила. Может, у неё и нет юридически прав человека, но чисто по-человечески он чувствует её моральное право не рассказывать все свои мысли.

– Хорошо, – примирительно произнёс юноша, открыв глаза,  взял со стола прибор и протянул его Кире.

– Закрепи это на себе. Умеешь? Уж не знаю, зачем, но Вальтер хочет, чтобы ты перемещала силой мысли коробок по воздуху, пока ешь пирог, а прибор всё считывал, – сообщил он, передав моток проводов поднявшей руки девушке, однако спустя десяток секунд понял, что затея была глупая, и стал помогать закрепить присоски на висках, лбу и шее. При этом он отметил, что кожа у неё мягкая и чуть тёплая, какая бывает у уснувших тёплым днём в тени людей.

***

Второй день прошёл в разы интереснее. Вальтер отвёл его в отдел, занимающийся приёмом, расшифровкой и обработкой сигналов со спутников, и оставил на попечение других сотрудников. «Тоже мне, ментор», – с лёгкой иронией подумал Максим, но, конечно же, его это не особо волновало – он вообще привык всегда во всём разбираться самостоятельно.

И он погрузился в познание нового, легко сосредоточив на этом всё своё внимание, и даже не заметил, когда за ним вернулись, чтобы дать указания для нового «сеанса связи» с инопланетянкой.

– Что ты думаешь о Вальтере?

Максим листал на планшете перечень примеров, с которыми справился бы любой восьмиклассник, и пока не торопился давать их девушке. Сегодня его задачей было просто наблюдать за тем, с какой скоростью она решает их при разной температуре воздуха, но это казалось ему дьявольски скучным.

– Ты хочешь, чтобы я назвала его характеристики? – уточнила Кира.

– Ну, просто скажи, что первым приходит на ум, когда о нём вспоминаешь? Какая-то ассоциация, мысль, картинка? – пожал плечами Макс и безмятежно бросил планшет на кровать. Он сидел, расставив колени и чуть скатившись по спинке вниз, другими словами – развалившись на стуле.

Кира думала какое-то время, даже плечи опустила, осанку расслабила, а затем отозвалась:

– Борода.

Максим хихикнул.

– Она ему вообще не идёт, не думаешь?

– Оценка внешности происходит на основе предпочтений, которые складываются из чувств, – внезапно мягко сказала Кира, хотя при этом темп её дыхания ни на йоту не изменился. Раз. Два. Вдох. Выдох.

Назревшая было нотка веселья, кажется, застыла в воздухе, да так там и умерла, начав едва заметно разлагаться и рассасываться. Неприятное ощущение.

Макс сощурился. Он чувствовал, что подразумевается продолжение, конечный вывод фразы: «а так как я не испытываю чувств, я неспособна давать оценку внешности». Инопланетянка, живущая только в мире разума, должна максимально полно излагать информацию, потому что сокращение предложений, вообще весь стиль разговорной речи, по сути, произошёл от человеческой лени и нежелания повторять каждый раз одно и то же, как это делается во всяких кодексах и законах.

Но продолжения так и не последовало.

– Почему ты не довела мысль до конца?

– Ты меня уже понял, – её голос звучал успокаивающе и равнодушно.

Юноша ощутил слабое недоверие, но решил пока оставить эту тему.

***

В третий день он с вызовом спросил у девушки:

– То есть, если я скажу тебе, что ты уродина, ты не обидишься?

Его едко-зелёные глаза пытливо смотрели в голубые, и казалось, будто есть в этом какая-то угроза.

Кира, как всегда, несколько раз моргнула, вдохнула, выдохнула и ровно ответила, в этот момент выпрямив спину и подняв голову так, чтобы держать её ровно:

– Я сделаю вывод, что ты негативно настроен, и что мне невыгодно иметь с тобой дело.

А у Максима внутри, словно бомба, разорвалась мысль: «Она стала официознее! Стала! 95% не воспринимаются, говорите? Значит, остальные пять всё-таки проходят!»

Он бы и сам не мог объяснить, почему его это взволновало. То ли дело было в том, что ему казалось, будто он видит то, чего не видят другие учёные: профессионалы, мастера своего дела, то ли любопытный подросток внутри него принял её безэмоциональность, как вызов, но ему действительно важно было находить в ней отклики. Хотелось раскусить, если притворяется, или помочь научиться чувствовать, если действительно не умеет.

Внешне у него только как будто сверкнули, а затем слегка сощурились глаза, а затем он примирительно улыбнулся и поднял руки вверх.

– Ладно-ладно, я понял. Но на самом деле я думаю, что ты красивая, – сказал, а сам внимательно, хитро наблюдает, и с восторгом замечает, что вздёрнувшийся было подбородок опускается, а плечи расслабляются.

– Спасибо, – ему послышались отголоски удовлетворения?

– Тебе же безразлично, зачем тогда благодарить?

– Я поощряю твое положительно отношение ко мне, – в голосе снова появилась мягкость, и Макс, уже измаявшийся на этом неудобном стуле, смотрит на неё с несколько фанатическим ожиданием непонятно чего, чувствуя смутное удивление.

<< >>

содержание