Часть 5. Гормоны заиграли и забили первый гол

Во вторник Макс ощутил такое предвкушение, что пришлось себе напомнить о том, что нельзя излишне утомлять Киру, иначе он рискует снова лишиться её общества, которое стало отдушиной в череде скучных и монотонных заданий, изредка разбавляемых чем-то на самом деле стоящим. Парень дал себе обещание, что сегодня поговорит с ней только полчаса, не считая времени на эксперимент.

Как же он был рад видеть морды чудовищ (хотя морды были не у всех), яростно кидавшихся к нему навстречу, но натыкавшихся на стекло! Казалось, что вот она, настоящая наука, вот она, деятельная жизнь, доказательство того, что есть гораздо больше непознанного, чем принято считать!

Впрочем, отчасти дело было и в том, что эти твари крепко ассоциировались у него с его инопланетянкой.

Едва оказавшись в комнате девушки, он громко, с хорошо сдерживаемой радостью сказал:

– Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, спасибо, – Кира снова сидела на кровати, положив ладони на коленки, как будто и не двигалась с места с тех пор, как он её здесь оставил.

Подойдя, Максим внимательно оглядел девушку и заметил бледно-серые синяки под глазами.

«Не до конца»,  – мысль проскрежетала внутри и осталась тяжестью, непривычной после лёгкости и подъёма от новой встречи.

Он снова сел на этот неудобный стул и наклонился в сторону девушки, ещё более внимательно, чем обычно, оглядывая её.

«Мне мало тридцати минут»,  – обречённо и как-то даже жалобно протянул внутренний голос, пока глаза жадно поглощали её образ.

– Сегодня не будет экспериментов, – объявил он.

Кира моргнула. Раз. Два. Вдох. Выдох.

– Почему?

– Я хочу подольше поговорить с тобой, мы давно не виделись.

Голубые глаза, всегда полуприкрытые, посмотрели на него чуть более пытливо, чем обычно. Казалось, что в них завертелись какие-то винтики и колёсики, которые заставили объектив сфокусироваться, а затем и вовсе начать сканировать окружающее. В этом взгляде стало чуть меньше тумана и чуть больше осознанности. Максим понял, что расшевелил её.

– Как скажешь, – наконец смиренно произнесла девушка, и быстрый ответ юноши показался немного напористым из-за контраста с медленной речью Киры.

– Отлично. Скажи, ты думала о вопросе, который я задал тебе при первой встрече?

Он увидел своё отражение в её зрачках, и ему показалось, что он видит, как она думает о нём, и от этого по коже прошли мурашки.

– Да. Я могу ответить.

– Чудно! Я в нетерпении.

Она снова моргнула.

– Ты более оживлён сегодня, чем обычно.

– Я соскучился, – улыбаясь, тут же ответил Максим, и снова воцарилась тишина. Раз. Два. Вдох. Выдох. Ещё раз. И ещё. Кира смотрела и смотрела, явно чего-то не понимая. А затем прикрыла глаза.

– Я стремлюсь к знаниям, потому что инстинкт говорит мне, что я должна что-то делать.  Я ставлю себе цель, прочитать книгу, понять что-то, и, когда я достигаю цели, то инстинкт на какое-то время умолкает, и в теле появляется лёгкость.

Максим слушал очень внимательно, чувствуя, что по мере её речи у него возникает ещё миллион вопросов, и в какой-то момент его брови стремительно взлетели вверх.

– Получается, тебе нравится физическое удовлетворение?

Кира снова моргнула.

– А как это – нравится?

Макс аж выпрямился на стуле от этого вопроса.

– Ну… А почему ты спрашиваешь?

– Это самое непонятное, что есть в книгах. Остальные чувства я приблизительно понимаю, насколько мне это доступно, но слово «нравится» используется чаще остальных, и при этом почти не объясняется…

– Понятно-понятно, – ощутив взбудораженность, он даже перебил её размеренную речь от нетерпения. Ему показалось, что лёд трогается. Лёд на пути его понимания, что нужно делать дальше. – Нравится – это значит, что ты хочешь повторять что-то. То есть, если перед тобой есть выбор, съесть сливовый пирог или вишневый, и ты знаешь, что они оба подействуют на тебя примерно одинаково, но ты выбираешь сливовый, значит, тебе он нравится.

Кира задумчиво опустила взгляд и поджала пальцы, лежащие на коленях, в кулаки, а затем снова разжала.

– В таком случае, кажется, мне нравится физическое удовлетворение, – кажется, даже более осторожно, чем обычно, произнесла она, и у Максима загорелись глаза.

– А ты чувствуешь физическое удовлетворение, когда я к тебе прикасаюсь?

На этот раз она думала ещё дольше, а затем только кивнула, и у Максима внутри всё съёжилось, а в следующую секунду разорвалось.

– Ты когда-нибудь целовалась, Кира?

Их взгляды снова пересеклись, и она, конечно же, покачала головой.

– Тогда беру свои слова назад. Давай всё-таки проведём один эксперимент…

***

Он лежал в темноте и трогал свои губы. Невесомо, словно боясь спугнуть что-то очень неуловимое, касался подушечками пальцев, чуть надавливал и отпускал, тем самым продлевая приятную пульсацию.

Чёрт возьми, её тело всё чувствует вместо души. Она и сама не понимает, но отзывается и стремится к удовлетворению, а оно ведь так тесно связано с эмоциями. Это значит, что они есть где-то глубоко в Кире, они не мертвы, не растворились в мозгу под долгим действием наркотика, не отмерли за ненадобностью.

Максим был возбужден настолько, что не видел для себя никакой возможности уснуть. Ведь, если подумать, её тело продолжает работать более или менее нормально, пусть и заторможено. Организм правильно реагирует на внешние раздражители и посылает сигналы, куда надо, просто приёмник как бы на беззвучном режиме. Это всё равно что выключить у телевизора звук. Всё в нём работает правильно, просто часть информации не доходит, но, стоит его включить… Интересно, что тогда прозвучит?

«Что бы она почувствовала ко мне, если бы прекратила принимать препарат?» – всё время думал Максим, и мысль эта не давала ему покоя.

Он хотел ещё раз её поцеловать.

***

Окрылённость девушкой действовала на него, как не выветривающийся алкоголь: притуплялись беспокойства, на второй планы уходили вопросы, обыкновенно стоящие на первом, важные дела внезапно становились абсолютно несерьёзными и бесполезными, такими, с которыми можно кое-как расправиться и вновь переключиться на приятное.

Максим стал безалаберно относиться к опытам, и Вальтер это заметил. Наверное, его не порадовал собранный задом наперёд миниатюрный робот для передвижения по поверхности планет с большой гравитацией– тот не видел, куда идёт, и всё время натыкался на препятствия, после чего садился и беспомощно посылал сигнал бедствия, потому что несколько модулей, отвечающих за правильную аналитическую работу бота Макс перепутал.

– В чём дело? – спросил учёный, громко поставив робота перед Максом, и тот невинно захлопал глазами, мгновенно перейдя в режим недопонимания.

– Не знаю. Вроде как, камера направлена не в ту сторону, но это можно переделать…

– Ты собирал и гораздо более сложные механизмы – у тебя в досье есть несколько проектов, которым эта штука и в подмётки не годится. Почему ты допускаешь элементарные ошибки сейчас?

– Вот именно потому и допускаю, – внезапно огрызнулся Макс, пристукнув рукой по столу и сам удивившись своей смелости, а точнее сказать даже наглости, и быстро встал, изображая разгневанность. – Я и без вас умею это делать и уже почти половину своего обучения здесь трачу на всякую чушь, которой я мог научиться и сам! В чём толк?! – и яростно воззрился на умолкшего и внимательно разглядывающего его Вальтера.

Сначала Макс понял, что проявил бесцеремонность наивысшего уровня, и от этого стало просто не по себе.

Потом дошло, что он только что накричал на своего руководителя, авторитетного учёного с закрытой научной базы, который в любом случае сделал больше полезных вещей, чем он.

А затем стало нервно, потому что молчание затянулось, как и зрительный контакт.

– Сегодня же дам тебе задание посерьёзнее, – наконец пообещал учёный, взял несчастного перевёртыша и ушёл, оставив слегка ошалевшего от такого везения Максима наедине с самим собой.

***

На следующий, одиннадцатый день их встреч, юноша продолжил гнуть свою линию, решительно рознящуюся с тем, чего от него хотел Вальтер. Эксперименты ведь предполагают эмоциональную отрешенность до определённой степени и непредвзятость.

– Мне надоело сидеть на стуле, ты не против, если посижу рядом с тобой?

Работа, правда, стала интереснее и, как следствие, сложнее. К тому же, увеличились её объёмы, а меж тем Максима всё равно всё больше тянуло к Кире.

– Нет, – девушка покачала головой, и Максим, удовлетворённый ответом, размашисто сел так, что под ним прогнулась кровать, и Кира неловко дёрнулась на ней, скатываясь вниз, к нему. После последней их встречи она снова стала чуть более вялой, поэтому больших усилий воли юноше стоило решить, что сегодня он не будет её особо утомлять. Хотя, естественно, он счёл своим долгом поймать её в свои объятия и посмотреть в глаза гораздо ближе, чем обычно – это ведь не должно напрягать организм инопланетянки? Её ответный взгляд был пронзающе-внимательным.

– Можно? – уточнил он, погладив её по плечам.

– Можно, – чуть быстрее, чем обычно, ответила Кира, и юноша улыбнулся. – Сегодня тоже не будет экспериментов? – дело в том, что на этот раз юноша даже не брал с собой ничего для них.

– Не будет экспериментов Вальтера, – поправил он её, усмехаясь и откидываясь спиной на стену, а хрупкое тельце подтягивая чуть ближе к себе и ласково гладя. – У него было целых восемнадцать лет, не понимаю, как он вообще ещё не провёл с тобой всё то, что задал мне?

Он хмыкнул и прикрыл на секунду глаза, чтобы повернуть голову и медленно погрузиться носом в её волосы. Это было приятно и уютно, неким ритуалом взаимного признавания, от которого неизменно внутри что-то легонько трепещет, предвкушая новые впечатления и новые чувства. Он любил это ощущение, хотя был во всём этом не слишком опытен. Впрочем, не больше, чем большинство его любопытных ровесников.

Она вздрогнула и зажмурилась, ощутив щекотку, но при этом успела ответить:

– Он уже всё проводил.

И Максима как будто окатили ледяной водой.

– Эти эксперименты? – собственный голос прозвучал незнакомо и отстранённо.

– Да, – отозвалась она, расслабляя голову и позволяя себе положить её на плечо Максиму и прикрыть веки.

– Почему ты об этом не говорила? – в этот момент его голос был совершенно бесцветным.

– Ты не спрашивал.

Повисла пауза, в которой беспокойство и смутное предчувствие стали усиливаться в душе юноши, и даже размеренно дышащая Кира, прижавшаяся к нему, не успокаивала.

 «Зачем он сказал мне делать то, что уже давно сделал сам? Я почти ничего не понял в документах нейробиологов, но в них ничего не говорилось о том, на основе каких данных они работают. Не было и следа тех результатов, которые я передавал. Может, Вальтер вообще про это наврал? Но зачем ему нужно, чтобы я был здесь, и думал, что выполняю какое-то полезное задание? Что за чертовщина здесь творится?»

– Расскажи про эмоции.

– А? Какие? – от её голоса всё остальное, хоть и не исчезло, но скрылось, подобно траве, припорошенной снегом. Он сказал это неловко, потому что груз нахлынувших мыслей сдавил ему грудную клетку, однако поговорить с Кирой сейчас было важнее.

– Вообще. Каково это, чувствовать их?

– Подожди. Мне нужно подумать, – признался юноша и, нахмурившись, ещё раз потёр её плечо и мягко, долго целовал в край лба, частично прижавшись губами к мягкому светлому локону, постепенно вместе с этим успокаиваясь и переключаясь на нужную волну. Не без удовольствия, надо сказать: он был склонен к побегам от реальности, в кибермир – в частности.

Он ответил лишь спустя несколько минут:

– Это как будто тебя кто-то трогает изнутри, но ты точно знаешь, что никто тебя там ни за что не трогает. Ты ясно ощущаешь это, но не видишь, из-за чего, и это кажется невероятным. И при этом возможным. Ну, похоже чем-то на то, что, должно быть, происходит с разумом, когда человеку говорят, что Ахиллес никогда не обгонит черепаху, и при этом доказывают. Ты чувствуешь, что что-то не так, и постоянно хочешь понять, разобраться, и это заставляет тебя двигаться, понимаешь?

Он не был уверен, что хорошо объяснил. Даже, скорее, был уверен, что объяснил не ахти. Но она кивнула.

И он вдруг почувствовал себя очень нужным. Не в какой-то конкретный момент, а вообще, в целом.

<<   >>

содержание