Часть 16. Разглагольствование Вальтера и то, что за ним последовало

Возможно, следовало бы прострелить ему ногу и притащить к Паше и Манфреду, чтобы они его как следует допросили. Возможно, вообще идти за ним никуда не стоило – мало ли, каких ловушек этот мистификатор мог вокруг понаставить? Мысль об этом заставила Максима мобилизоваться, остановиться и заявить:

– Я не сделаю ни шагу дальше. Объясняйтесь здесь, мы достаточно отошли, – больших усилий стоило, говоря это, не сжать руки в кулаки. Вальтер остановился, обернулся и хмыкнул. Отблеск света сверкнул в уголке очков, и это опустилось на плечи грузом ощущения чужого превосходства.

– Если бы в моих планах было твоё убийство, я бы не стал спасать тебя от монстра, не думаешь? – а вот это прозвучало… веско. Скулы юноши напряглись, а глаза прищурились. – Пойдём, осталось немного. Здесь есть поляна с удобными пнями.

«Он не кажется опасным», – эта мысль снова прозвучала голосом Киры, и Максим прикрыл глаза, стараясь унять мурашки.

«Надеюсь, когда мы с этим закончим, ты меня оставишь», – отчётливо подумал юноша и снова двинулся вслед за учёным.

Спустя минуту они действительно вышли на обширное свободное пространство, полное пеньков – видимо, когда-то отсюда и вырубали лес для нужд Центра… Да, вон и воронка от него видна где-то в километре, сплошь состоящем из старых пней. Будь здесь детвора, точно устроила бы какую-нибудь игру, где нужно было бы прыгать по обрубкам деревьев, не ступая на землю.

– Этой дорогой я ушёл с обломков, – сказал учёный, встав на один и сунув руки в карманы жилетки. Взгляд его при этом направился туда, где когда-то был ЦКИ.

– Я жду понятных объяснений, – постаравшись придать голосу весомости, произнёс Макс, и услышал, как Вальтер хмыкнул. До чего высокомерен был этот тип.

– Нетрудно защитить себя, когда знаешь, от чего, – не поворачиваясь и, видимо, не придавая своему рассказу особого значения, начал учёный. Макс на всякий случай держал руку на пистолете.

– Откуда ты знал?

«Он не мог знать о той странице. Просто не мог», – настойчиво и даже с оттенком некоторой просьбы повторял про себя Максим. Он хотел поскорее узнать о том, что не прав.

– Ты сам меня попросил о газе и респираторе, – ржавым гвоздём вошли в грудь слова, и дыхание перехватило. – А о планах твоих догадаться было нетрудно, я ведь сам сделал всё для того, чтобы ты к ним пришёл.

Макс смотрел ему в спину, не шевелясь, и по мышцам прошла странная сковывающая волна жара, как будто он делал что-то через силу. Отчаянно захотелось полежать.

Вопросы раньше, когда не было возможности их задать, осаждали его неустанно, мучили, доводили до изнеможения, а теперь в голове абсолютно пусто.

Учёный, как бы противно от этого ни было, не торопился нарушать затянувшуюся тишину, хотя, уж конечно же, знал все те вопросы, которые забыл Максим, и мог бы начать на них отвечать.

– Ну ты и козёл, – вместо заготовленных когда-то реплик губы сложили это, и в ответ раздался смех.

– Я и не ждал от тебя благодарности. В конце концов, эмоциональное удовлетворение никогда не было моей целью участия в твоей жизни.

– Какого черта, Вальтер? – сжимая кулаки, рыкнул Макс, думая: «Если ты достаточно предусмотрителен, лучше не стой ко мне сейчас спиной».

– Моё объяснение может показаться нелогичным и даже в некоторой степени… ветреным, – подыскивая правильное слово, учёный посмотрел наверх, пожал плечами, а оборачиваться не спешил. – А  принятое когда-то решение даже необоснованным и опрометчивым. Но на самом деле шансы на то, что это может сработать, были довольно велики, и ты сам можешь убедиться сейчас в том, что это сработало.

– Что за отвлечённые бредни?!

Вот теперь Вальтер обернулся и увидел, что его протеже разъярён и дышит, как бык, а ещё забавно смотрится на фоне берёзок.

Он сдержался от того, чтобы улыбнуться.

– Твоё негодование вполне обосновано и справедливо, однако, чтобы не упустить чего-то по невнимательности и не переспрашивать, возьми себя в руки и сосредоточься. Я рассказываю это не ради того чтобы покичиться, а чтобы ты принимал дальнейшие решения, владея полной информацией, – его голос действовал, как ведро с колотым льдом, которое не столько гасит, сколько загоняет всполохи гнева внутрь и заставляет притаиться.

Вальтер сел и приглашающее махнул Максиму, после чего терпеливо подождал, пока тот уймёт бурю внутри, лихорадочно всё обдумает и с ощущением внутреннего поражения сядет на один из пней лицом к учёному, уж и не зная, как себя сейчас вести. Противное, мерзкое, тупое чувство! Как будто провинившийся школьник перед авторитетным взрослым! Руками он упёрся с двух сторон в пень и чуть откинулся назад, оказавшись в напряжённом положении, но категорически не желая класть ладони на колени.

Невыносимо чесались кулаки. Детские обиды, как оказалось, в душе ещё отнюдь не отжили.

Учёный внимательно за ним наблюдал, всё так же, черт его подери, оценивающе, и больших трудов стоило не спросить вызывающе: «Ну?», напоминая в очередной раз то, что он и так знает. Кажется, в глазах Вальтера на секунду мелькнула снисходительная смешинка, и руки Макса со скрипом от перчаток сжались ещё крепче, засаживая в пальцы занозы.

– До того как попасть в ЦКИ, я был сотрудником ЦБИ и специализировался на мутациях. В тот год, когда обнаружили корабль, на котором прибыла Кира, космологи запросили у биологов группу специалистов для изучений инопланетной формы жизни. Возможно, было бы справедливее просто передать нам находку, но Центры от своей добычи почти никогда не отказываются. Тогда ещё не ввели гибридизацию, поэтому меня и ещё двоих перевели. Мы были в катарсисе, эти существа оказались целым непаханым полем для исследований, и после некоторых общих тестов мы поделили их между собой. Кира оказалась в моей сфере влияния, – он говорил, глядя куда-то вдаль, над головой Макса, и тот старался сосредоточиться на том, чтобы слушать, а не сесть поудобнее. – Получать информацию о способностях, которые подавляешь – работа кропотливая и длительная. Сперва я изучал импульсы, которые проводит её нервная система, а затем, насколько это возможно без вскрытия, её мозг и нервные клетки. И, конечно же, её ДНК, – тут на его губах скользнула ухмылка. – Сказать по правде, я так и не признал себя, как космолога. Пожалуй, мыслями я всё ещё оставался в ЦБИ, и руководствовался скорее интересами биологии, как науки, чем интересами Центра, где работал. Поэтому обо всём, что узнал, сообщать космологам не захотел – они и не поняли, что мои отчёты имеют значительные пробелы. Всегда считал, что узкая специализация скорее вредит, чем помогает.

Если бы существовал конкурс на самую самонадеянную усмешку, Вальтер бы взял гран-при.

– Я разобрался в том, какое сочетание генов позволяет мозгу создавать взаимодействующее с материей поле, хотя природу этого поля ещё стоило изучать совместно с физиками. Но поскольку мы подавляли в ней это поле, возможностей для изучения было издевательски мало. Понимаешь ли, в наших руках был инструмент, который мог перевернуть мир науки, но мы не могли его использовать в полную силу. Это всё равно что купить гоночный автомобиль и ездить в нём на скорости 40 километров в час. Я изучал информацию о её расе, которая сохранилась на борту компьютера, в поисках зацепок, и чем глубже я в неё погружался, тем лучше понимал, что это для нас гораздо более ценные сведения, чем всё то, что мы могли бы узнать о поле Киры. Наличие во Вселенной существ, обладающих такими знаниями, для нас означает безграничные возможности сотрудничества, если мы сумеем до них достучаться… Но ты ждёшь от меня не эту информацию? – уточнил Вальтер, заметив, что выражение лица Максима всё больше демонстрирует негодование.

– Как. Проницательно, – он уже несколько минут сидит, как на иголках, и слушает, как человек, знающий тайну его рождения (как бы пафосно это ни звучало), рассказывает о том, как он изучал какую-то недосягаемую для человечества инопланетную расу.

– Прости, увлёкся, – примирительно произнёс Вальтер, а затем совершенно неожиданно легко после этой затяжки сказал:

– Мы с твоей матерью вместе работали и были довольно хорошими друзьями. Я ничего не знаю о её личной жизни и о том, кто твой отец – она об этом никогда не говорила. Своих родственников она не знала. Последние месяцы беременности провела в затяжной депрессии. Сама по себе она была замкнутым человеком, а тогда вообще почти перестала с кем-либо разговаривать. После того, как родила тебя, воспользовалась домашним набором для эвтаназии, и оставила мне записку, где просила за тобой присмотреть, – он задумчиво замолчал, словно что-то вспоминая, а Макс смотрел огромными блестящими зелёными глазами, чувствуя, что его вот-вот начнёт трясти. – Я всегда знал, что опекун из меня не ахти, – наконец продолжил учёный, пожав плечами. Чересчур непосредственно продолжил. – За несколько недель я в этом мнении только укрепился и, договорившись со знакомым в доме малютки, оставил тебя там. Я не хотел где-то значиться в документах, поэтому деньги переводил на его счёт, и да, я мог быть уверенным, что пойдут они на тебя, так что последнюю просьбу твоей матери я, считай, выполнил, – тут он поднял руки, якобы показывая, что они чисты и никаких претензий тут быть не может.

– Как её звали? – в голосе читалась сдержанность в том смысле, что Максим еле сдерживался, чтобы в нём не прозвучало никаких эмоций.

– Марина, – это слово прошло волной мурашек по позвоночнику, прокатилось по ушным раковинам и с размаху влетело в мозг, врезавшись на всей скорости звука. В нем одновременно было что-то болезненно близкое и отвратительное, оттого что его произнёс именно этот человек. Так спокойно и равнодушно произнёс, как будто и не значило оно ничего особо – так, крошечная пылинка в его памяти, каким-то образом давшая начало другой пылинке.

– Ты следил за моим профилем?

– Равиль как-то посоветовал. Я решил, что такое участие в твоём воспитании тоже для меня допустимо, так что, почему бы и нет? В конце концов, я вовремя заметил в тебе склонность к науке, и та детская энциклопедия сыграла роль в том, чем ты занялся, не так ли? – отвратительно рационально ответил Вальтер. Дыхание Максима становилось всё тяжелее. Очень хотелось задать ещё один вопрос, но вместе с этим абсолютно не хотелось. И он вместо: «Почему ты абсолютно никак не контактировал со мной?», показавшегося слишком уж жалостным и унизительным, произнёс:

– Тогда какого хрена? Зачем ты дал мне газ и респиратор, раз всё было так очевидно?

Макс пытался взглядом пригвоздить учёного к месту, но того это, кажется, совершенно не трогало.

– Потому что я хотел, чтобы ты это сделал, – ровно и мягко сказанное дошло до Максима, и вместе с особо отчётливым ударом сердца и приливом крови к голове он ощутил, как руки напрягаются. – Возвращаясь к тому, где я прервался в объяснениях того, как проходило изучение Киры, – продолжил учёный, не дожидаясь, пока юноша обретёт способность задать вопрос, – я отметил интересную особенность её мозга. Энергия поля не может расходоваться ни на что, кроме создания поля, а поскольку поле она практически не образовывала, энергия накапливалась в ней годами, и я пока очень далёк от разгадки вопроса, каким образом она не разрывала Киру на части и вообще помещалась в ней. Её потенциал, когда Кире был всего год, уже был настолько огромен, что мог бы при правильном использовании отбросить человека на километр. Кроме того, информационное воздействие этого поля распространялось гораздо и гораздо дальше, чем физическое, то есть если телекинетически она могла бы поднять предмет в десяти метрах от неё, то представитель её расы мог ощутить её поле за сотню.

«Твою. Мать», – подумалось Максиму, который уже начал догадываться, к чему клонит Вальтер, и от плеч руки стало странно потягивать – так и хотелось напрячь. Голос Киры постарался что-то вставить, но на этот раз юноша даже прислушиваться к своей шизофрении не стал.

– И я рассчитал, что такими растущими в геометрической прогрессии темпами к её семнадцати годам в ней накопится достаточно энергии для того, чтобы особо мощное использование могли ощутить ей подобные, даже находясь в самой дальней видимой точке Вселенной, – не замечая, что происходит с Максимом, вдохновенно объяснял Вальтер, уже поднявшись и вещая для деревьев вокруг, а, может, для себя самого или для какой-то иной невидимой аудитории. – Но очевидно было, что, не умея обращаться со своими силами, она может потратить первый всплеск впустую, на что-нибудь мелкое, потому что сила волны зависела бы от силы чувства. И, рассудив, я пришёл к выводу, что наиболее подходящими чувствами, которые можно в ней культивировать, были бы влюблённость или ненависть, однако ненависть не была приемлемым вариантом: останься она после всплеска жива, то могла бы, ведомая ей, разрушить всю Землю, поэтому оставалась только любовь. Но чем старше она становилась, тем яснее я понимал, что изначально запланированная привязанность ко мне, как к аналогу родителя, весьма маловероятна, потому что, насколько я говорил, опекун из меня никудышный. И тут меня озарило! – он вошёл в раж и в этот момент щёлкнул пальцами, восторженно глядя куда-то вдаль. – Вы с ней практически одного возраста, гормональный фон и обстоятельства будут только потворствовать развитию чувств, нужно только было как-то доставить тебя к нам, не вызвав ничьих подозрений, и я два года разрабатывал проект этого конкурса и добивался одобрения начальства. В итоге всё сработало: ты заинтересовался, и даже не пришлось подтасовывать результаты – ты сам это за меня сделал и даже сразу пошёл в верном направлении, заинтересовавшись «коробкой Шрёдингера»! Я был в восторге. Мне оставалось только убеждать сотрудников отдела безопасности в том, то ты действуешь в рамках допустимого, и отвечать правильно на твои вопросы, чтобы ты решил, что девочку здесь держат несправедливо.

– Ты знал, чем это закончится, – сквозь зубы процедил Максим, поднимаясь с пня, и Вальтер наконец сосредоточил взгляд на нём. С лёгким удивлением, немного щурясь, как будто сперва увлёкся любопытной букашкой, но затем мысль его увлекла гораздо дальше, и сейчас он удивился, вспомнив о ней – как будто с небес на землю опустился.

– В точности – нет…

– Почему я не умер?! – рявкнул Макс, перебив учёного, и сейчас его уже трясло крупной дрожью, а костяшки пальцев побелели.

Учёный внимательно посмотрел ему в глаза.

– Она захотела тебя защитить и инстинктивно прикрыла полем на долю секунды раньше, чем вырвалась волна энергии, – кажется, он, наконец, заметил, что Максим крайне взбудоражен, потому что прибавил:

– Я надеялся, что ты выживешь.

И получил кулаком в челюсть.

Оглушённый, а может по какой-то иной причине, учёный не воспротивился сразу же ухватившему его за ворот Максиму, который со внутренним удовлетворением швырнул его спиной об землю между пнями и выбил тем самым дыхание из лёгких, заставив выпучить глаза и начать хватать ртом воздух, пока прижимающий его к земле Макс хрипел ему в лицо:

– Ты больной ублюдок! Да по таким психушка плачет! – приподнял и снова об землю затылком. – Тварь, да ты же просто убил её! – в этот момент Максим был в такой опасной близи над обездвиженным временно Вальтером, что, наверное, не засмейся тот так неожиданно и прерывисто, то Макс бы попытался откусить ему нос. – Какого хрена ты смеёшься?! – срывающимся низким голосом прорычал юноша, и от следующих слов наконец сумевшего вздохнуть и совершенно не сопротивляющегося учёного застыл, неверяще глядя тому в глаза:

– Она жива.

Секунда, две.

– Я так и знал, что ты псих, – пробормотал Макс, не замечая, что уже несколько секунд как держит Вальтера за горло. Он пока не думал об убийстве, в отличие от его рук, но учёный даже не пытался убирать их.

– Думаешь, такая совершенная форма жизни не предусмотрела себе запасного варианта на случай гибели телесной оболочки? – хрипло произнёс мужчина, а затем закашлялся, жмурясь и надувая щёки. Макс чувствовал, как воздух толчками идёт по шее, пытаясь сбросить его руки, мешающие движению.

– Что ты несёшь?.. – но в голосе, полном праведного гнева, наконец скользнула неуверенность, и напрягшиеся было пальцы разжались.

– Их личность способна в критический момент записать себя в другое живое существо или даже в несколько. Проще говоря, её душа хаотично переселилась во все живое, до чего только смогла дотянуться: в зверей, в растения, в тебя и в меня. И, если собрать все кусочки вместе, когда они прилетят, а они прилетят, то, скорее всего, ей дадут новое тело. Не могло быть такого, чтобы столь развитая цивилизация ещё не дошла до такого, – последнее он говорил уже, когда Максим, оттолкнувшись, отпрянул от него, вскочив на ноги и схватившись за голову, медленно заглаживая волосы назад и шокировано глядя перед собой.

Слишком много информации, слишком много недостающих звеньев цепи, слишком хорошо всё, что ему известно, укладывается в объяснённую Вальтером систему. Можно ли в такое поверить, и не обманывает ли учёный? Как вообще в этих обстоятельствах можно понять, правда это или бред сумасшедшего? Психи ведь умеют казаться логичными и адекватными?

«Ты же слышишь меня, Максим», – веки распахнулись шире, когда он вдруг отчётливо услышал голос, который до того звучал едва заметно, так, что казался всего лишь навязчивой частью воображения.  «Это правда. Я здесь. Я с тобой. И я в Вальтере – мы синхронизировались сейчас, поэтому ты так хорошо слышишь меня».

– Почему ты до того молчала?.. – дрожащими губами прошептал Максим, уже неизбежно веря и ужасаясь этому.

«Он просил меня. Сказал, иначе ты не сможешь выслушать и проанализировать остальное».

– И разве я не был прав? – приподнявшись на локте и сев, Вальтер с лёгким недовольством ощупывал ставшую багровой челюсть, как будто его совсем слегка, но весьма досадно ушибли, поэтому произнёс он эти слова очень медленно и осторожно. Удостоверившись в том, что челюсть, хоть болит, продолжает двигаться, он, морщась, приподнялся и сел на пень, аккуратно поводя плечами. – Такой вот расклад, Максим. Я весьма рад, что ты оказался здесь без каких-либо усилий с моей стороны, потому что иначе, когда прилетели бы собратья Киры, это стало бы большой проблемой. Я надеюсь, ты так же, как и я, заинтересован, чтобы все её части были в одном месте в нужное время?

– Мне. Нужно. Подумать, – членораздельно, выделяя каждое слово, сказал Максим, и попятился. В голове снова каша, а этот избитый им, по-простецки потирающий плечо человек с каждой секундой кажется всё больше и больше в его глазах, застилает воронку, оставшуюся от Центра, нависает и давит, не позволяя сосредоточиться.

Вальтер вздыхает и качает головой.

– Мы, конечно, не знаем точно, когда они прибудут, но лучше бы тебе разобраться во всём побыстрей, – в этот момент Максим уже скрылся за деревьями, убегая, словно его кто-то собирался преследовать. Учёный смотрел ему вслед какое-то время.

«Поводов для гордости всё-таки не так много, как хотелось бы».

«А я думаю, он молодец».

<< Содержание >>