Он снова видит Киру, и на него обрушивается груз скрываемого ранее стыда. Справедливого стыда за то, что он не в силах исправить, и это доводит до отчаяния.
– Прости меня! – он задыхается, трясётся, щёки мокрые. Грудь спирает, воздуха не хватает, и он кашляет, как заведённый, валится на колени и изо всех сил смотрит на бледную, полупрозрачную девушку, глядящую на него с прохладной заинтересованностью.
– Тебе не за что извиняться, – но голос звучит непривычно тепло, он не помнил его таким. Хотя хотел бы услышать. – Ты ведь не знал наверняка, что случится именно так.
– Это было глупо! Так глупо! – завывает Максим, хватаясь за голову и мотая ей, но взгляда от Киры не отрывает, словно тот приклеился к ней. – Я знал так мало, я поспешил! Я мог подождать, собрать больше информации, войти в доверие!.. – боль и жалость к самому себе звучат всё отчётливее. Эти мысли так часто его посещали в комнатушке Саши, что успели проесть в голове плешь, и она заунывно приветствовала их каждый раз, когда они возвращались.
– Я ни за что тебя не виню, – шелест, тепло, ласковый ветер от этих слов. Она делает к нему шаг и неловко старается улыбнуться. Губы кривятся немного неестественно, но искренне, и Максим глядит на неё снизу вверх, приоткрыв рот. А потом шепчет с засасывающим в чёрную дыру, образовывающуюся внизу живота, ужасом:
– Я убил тебя!..
Максим никогда не видел ни одной эмоции на её лице, но мог бы поклясться, что, если бы она была на это способна, то сочувствие выглядело именно так: сведённые к переносице брови, увлажнившиеся глаза, приоткрытый маленький рот. Совсем так, как на этом сонном призраке. Её нижняя челюсть, подрагивая, поднимается вверх, а затем снова опускается. И только потом она говорит:
– Просыпайся, Максим. Сейчас тебе нужно позаботиться о своей жизни.
Звучит, словно издалека, и он не понимает, зачем? Смысл слов понятен, но он кажется Максиму нелепым, бесполезным, не нужным сейчас, когда его рвёт на части от сожаления и когда ему так нужно хотя бы призрачное прощение.
Он удивлённо хмурится, качает головой и пытается сказать: «Почему ты это говоришь?» Но не может произнести и звука, а со всех сторон до него доносится ещё более громкое:
– Просыпайся, Максим! Вставай!
– Вставай! – орёт Манфред, и при этом не глядя бросает в него какой-то палкой, а затем выпускает полную обойму в грозно шипящий комок чего-то, напоминающего угрей – подвижных, гибких, без конечностей, но те им и не нужны – масса существ передвигалась скоординировано, словно один организм, и пугала точностью атак: Ман едва от них уворачивался, матерясь и тяжело дыша.
Максим слегка ошалел от таких обстоятельств пробуждения и не сразу заметил, что в его сторону метит одна из множества вытянутых голов. Он отпрыгнул чисто инстинктивно, лишь секундой позднее ощутив, как кровь приливает к ушам, а затем мурашки сбегают по затылку вниз.
– Какие у этой твари слабые места?! – гаркает боевик, только и делая, что прыгая от одновременных атак и отстреливаясь, как может.
Макс относился к той категории людей, которые в экстренных ситуациях предпочитают найти, кого слушаться, хотя по нему это сказать было трудно. И его взгляд на несколько секунд устремился куда-то очень далеко, недосягаемо для других.
– Боится огня, – наконец отчеканил он, снова возвращая взгляду осмысленность реальности.
– Иди к Пашке! – сразу же рычит ему Ман, переключая с щёлканьем своё оружие на нужный режим и с ненавистью глядит на тварь, которую, видимо, собрался поджарить.
Максим собирает картинку по частям. Отыскивает Пашу взглядом где-то между деревьями, привалившимся к стволу липы, и спешит туда, оббегая Манфреда и инопланетную тварь метров за пятнадцать. Мозг лихорадочно обрабатывает сигналы извне, пытаясь соотнести как-то переход между сном и реальностью, но пока что всё только сноп лесных запахов с примесью чего-то металлически пронзительного, невыносимых криков монстра и слизи на траве и ветвях.
– Что случилось? – сходу спрашивает Макс, и через секунду, наконец, понимает, что тот ранен, и поэтому неловко прислоняется к стволу дерева и морщится, дыша с приоткрытым ртом.
– Оно прорвало щит, пока мы спали. Не знаю, как, – сразу же отрезает, не давая возможности задавать раздражающие и без того взвинченного боевика вопросы. Он смотрит, не отрываясь, на фигурку Манфреда, которая нещадно палит по инопланетянину из огнемёта, отступая назад.
Максим сглатывает, оборачиваясь и тоже глядя на него. Что-то плохое происходит, он начинает ощущать это очень чётко – даже смешно теперь, что доходит это только сейчас. Кажется, что всё уже не один день только об этом и говорило.
– Что он делает? – стараясь, чтобы голос звучал без дрожи, спрашивает Макс.
– Отступает к пистолету с зарядом. Я его обронил, – с этими словами его челюсти смыкаются, как металлические двери, и появляется ощущение, что уже ничем их не разомкнуть, пока кто-то там внутри сам не захочет это сделать.
Пока Максим пытается уложить всё в голове, ему протягивают две спицы и говорят:
– Я не могу передвигаться. Установи их так, чтобы Ман смог заманить его.
Макс, попросту не желая ни о чём лишнем думать, покорно берёт приборы, но застывает в нерешительности. Манфред ведь должен первым установить свою спицу, но теперь, когда Максим действует за двоих, ему нужно, как бы нелепо это ни было, предугадать, куда установит свою Ман.
«Сложно», – грустно вздохнул голос в голове, и Максим флегматично ответил ему, что ничего страшного в этом нет. Прорвёмся.
Он выбрал для себя две точки, стараясь не думать о том, в чём смысл снова устанавливать щит, который монстр способен разрушить, но остановился, когда Манфред заорал, пнув корчащийся и надрывно шипящий сразу изо всех глоток ком:
– Сдохни, тварь! Подыхай уже!
Юноша, крепко прижимая к себе холодный металл, обернулся назад, к Паше, и увидел, что тот как будто ничего вокруг уже не замечает. Ни того, что Максим остановился, ни того, что напарник действует против устава: задание требовало сохранить образцы живыми. Смотрит перед собой остекленевшими глазами и зажимает рану на правом бедре.
Нахлынуло осознание, что всё пошло не по плану, и в это время монстр попытался уползти, валяясь по земле и, видимо, стараясь потушить себя, но Манфред не уменьшал напор огня из пистолета. Позади него валялось уже три использованных газовых баллончика.
«Что-то не так», – отчётливо, чтобы слышать свой собственный голос в голове, проговорил про себя Макс, и какой-то другой, который он давно уже как будто слышал, но не сознавал, потому что это было чем-то ненавязчивым и естественным, хихикнул.
«Только сейчас это понял?»
«Не язви», – одёрнул он себя.
Манфред убил инопланетянина. Максим всё это время стоял и смотрел, уже понимая, что сейчас щит не понадобится, и что у них, вероятно, проблемы. Ведь, если один смог прорвать защиту их поля, то что, если уже обезвреженные монстры со временем тоже смогут вырваться? Что, если вся их миссия – переливание из пустого в порожнее?
***
– Они нужны нам живыми, – бесцветным голосом, едва взглянув на Мана, обронил Паша, скорее констатируя, чем обвиняя.
– Живые мы нам нужны гораздо больше, – коротко ответил его напарник, закуривая самокрутку, и все с этим молча согласились. Раз существо может прорвать поле, то заключить его в клетку может оказаться невозможным. Возможно, Паша думал, что проблема была в недостаточном количестве спиц и планировал объединить новые со старыми, но всё это было чертовски рискованно – силы и патроны у Манфреда были не резиновыми, а потратил он их на этот раз куда больше, чем рассчитывал.
У Максима нервно дёргалось что-то в глубине ноги, постоянно сокращаясь и расслабляясь, нервируя ещё больше. Всё оттого, что он ощущал – эти двое не ожидали такого поворота событий. Наверняка, необходимость импровизировать не выбьет их из колеи, но для Макса в незнакомом и при том опасном деле она оказалась дополнительным стрессом. Одно дело – ловить монстров в компьютерной игре, другое – в жизни.
Паша закончил с перевязкой и поковылял по направлению к обуглившемуся трупу.
– Чего тебе там надо, калека? – крикнул ему, не разжимая зуб с сигаретой, Ман.
– Образец ДНК.
– Сиди на месте, – махнул Манфред, поднялся и вытащил из кармана нож. Паша на удивление без спора остановился, позволил напарнику себя обогнать, а затем вернулся туда, где сидел Макс, и оба стали наблюдать за тем, как отсекается кусок от одного из почерневших тел.
Коллективный организм. Поодиночке эти твари быстро погибали, зато в скопище могли жить столетиями – точную продолжительность их жизни так и не установили.
– Сколько времени тебе понадобится, чтобы разобраться? – спросил Максим, посмотрев на Пашу.
Тот пожал плечами.
– Час, два. День. Год. Понятия не имею. Мой рекорд в поисках ответов в полевых условиях – десять минут. Худшее время – четырнадцать часов. Но ничто не гарантирует того, что это худшее возможное.
В горле у Макса пересохло, но провизия лежала где-то метрах в тридцати от них. Вставать не хотелось.
– Что мы будем делать, если на нас снова нападут и прорвут щит? – уже подозревая, что и на этот раз конкретного ответа не дождётся, спросил он.
– Действовать по обстоятельствам, Максим. Если ты мне их конкретно опишешь, может я и смогу рассказать поподробнее, – словно услышав его мысли, хмыкнул Паша и снова сосредоточился на возвращающемся к ним Манфреде, обмазанном сажей и запекшейся кровью инопланетянина.
Сообщить об опечатке
Текст, который будет отправлен нашим редакторам: